улицы,- продолжение сточных канав,
а канавы заполнены кровью (с)
Алан Мур "Хранители"
Тронный зал. Как вы его видите? Богун никак его не видел и не представлял. В Фородвейте, откуда он был родом, этим дерьмом никогда не игрались. Вершиной богатства и благополучия там считалось когда жопа была в тепле, а пальцы на ногах не отваливались. А если твой варг ещё и не пытался тебя сожрать, когда ты спить, можно сказать, что ты живешь как вождь. И вот сейчас, ступая в полуголом виде из-за жары, по ровненьких камнях, тысячи лет назад вылизанными бородатыми картошками, Богун испытывал как миннимум презрение к этому роду, который когда уважал. Больг? Подох. Азог? Лишь легенда, не более. Больдог? Такое же чмо как и Моргот. Сгинул тысячелетия назад, как и длинноухие свиньи, прячущиеся в лесах. Кто? Кто из этих жмущихся в стенах снагг мог выступить против него? Никто. Больдоги? Погрязли в самолюбовании и чувстве собственного превосходства, сражаясь со снаггами за кусок лишнего мяса, забыв, что они когда-то могли подмять саму Одинокую Гору, а остатки Ангмара после разрушения платили им дань, и они были призраками несущими страх и ужас всему сущему, а не лапти половых тряпок Ока, жизнь которых держалась в безделушках. Боже, от одного вида здешнего трона его тошнило. Что это? Мерзость. Каменный стульчак, обмазанный говном тех, кто именовал себя вождями, и вытесанный карлами, борода которых была длиннее ума. С каждым шагом к трону он чувствовал как его одолевала злость. Поначалу он терпел все это, думая, что, может, он что-то не понимает, или сейчас затишье перед бурей. Или основные силы в походе, а здесь отбросы.
Но с каждым днем это это затягивало его больше и больше, пока в один прекрасный день, он с ужасом не понял, что рабы в Фородвейте живут так, как свободные орки здесь. Погрязать в собственной желчи и злобе. Жить в доме, который со времен тарков не поменялся, просто стал похож на помойную яму. Это не то, чего он хотел, идя сюда.
Туп...
Туп...
Туп...
Твердый шаг мягкого сандалия разносился эхом по пустому залу, ибо отбросы собравшиеся здесь были не более чем пустым местом, и от их ублюдских голов звук отбивался не хуже чем от голого камня.
Топор с звоном упал на камень, что удивило больдога, так как мерзость на столько заселила это место, что даже камень покрылся вековой грязью. Богун был уверен, что в этих отбросах можно будет похоронить вождя, если снаггу покрупнее заставить в этом говне вырыть яму поглубже.
Оружие орку не нужно было, он собирался голыми руками покончить с этим всем, и по этому откинул топор. Он должен показать, кто здесь босс, и кого стоит бояться.
Орк наклонил голову вправо и влево, давая хруснуть суставам, а затем заставил пропеть эту же песню костяшки пальцев.
Нынешний вождь недоуменно поднялся со своего трона, и с тупым удивлением смотрел на наглеца. Это ещё больше разозлило Богуна. Его злило то, что песни и легенды слагают об этих отбросах, тогда как настоящие воины прозябали на севере в небытие, тогда как все должно быть наоборот. Два охранника заступили дорогу Богуну, выхватывая свои кривые клинки, на что больдог скрипнул зубами, от чего поежились все, кто это услышал, и перехватив руку одного из охранников,подставил её на путь ятагана другого охранника. Раненный сразу же взвизгнул, и выпустил свое оружие, схватившись за место пореза. Действия были слишком быстрыми, и никто из них не ожидал такого. Свободной рукой Богун схватил раненного за шлем, и с силой толкнул его в ещё целого охранника,заставляя шлемы с оглушительным звоном столкнуться. Оба охранника уже были порядком оглушены.
В это самое время вождь только соизволил почесаться, и двигаться вперед к нападавшему.
Не давая опомниться больдог заставил орков повторно удариться шлемами, и когда те потеряли любую  ориентацию в происходящем,он врезал ударом снизу вверх в подбородок одного из низ, заставляя его потерять сознание, а потом быстро сняв шлем другого, опустил его владельцу на голову другой стороной, заставляя череп треснуть и брызнуть кровью.
О шока или от врожденной тупости, вождь остановился на пол пути, и уставился на картину того, как  его телохранители падают наземь, теряя кто сознание, а кто и жизнь.
- Я бросаю тебе вызов, сын шакальего кала и отбросов тролля. Ты будешь мертв, как и положено отбросу.
Оценив взглядом тот факт, что его противник без оружия и даже без защиты, он бросился на Богуна.  Тот же в свою очередь с омерзением на лице отступил в сторону, и сделал тому подножку. Не удержавшись, вождь пошатнулся, но этого было достаточно, что бы Богун опрокинул его.
Оказавшись над бывшим вождем, орк схватил его за голову, и потянул вверх, прижав тело коленом к полу. Непередаваемое чувство эйфории начало бить в уши. Никто так не пьянило, как осознание того, что ты одолел противника, будучи в худшем положении. Никто не приносило большего удовольствия, чем то чувство, когда ты ощущаешь барахтания беспомощного тела, и его попытки освободиться. Он чувствовал как кожа растягивается, как тянутся позвонки и хрящи соединяющие их изо всех сил не дают разойтись суставам. Стук железных ботинок начинал уже оглушать присутствующих, но никто из страха даже не пытался пошевелиться.
Еще пара усилий, и орк ощутил как кожа под челюстью начала лопаться, и пальцы проскользнули в возникшие раны, и кровь брызнула на пол и руки, обхватившие голову. Это придало больше сил и кровожадности Богуну, и надавив на хребет посильнее, он задрал голову жертвы повыше, сделав рывок всем телом. Это заставило позвонки на шее разойтись окончательно, а благодаря ранам под челюстью разошлась и кожа, отделив голову от тела.
Богун пристал, и обмякшее тело стуча по ступеням поехало вниз.
Взяв маленькую головушку идиота величавшего себя Вождем, в одну руку, и продемонстрировав свой трофей присутствующим, он огласил.
- С этого момента здесь все поменяется. Абсолютно все. Так что, черви, гоните во все закоулки этого болота, и орите во все глотки, что теперь это место Богуна, и любая сучка которая тявкнет что-то против, украсит этот зал своей шкурой. Любой говножуй не явившийся сегодня на центральную помойку, дабы присягнуть мне, будет сожран рабами в нижних загонах... Чего уставились? Вон!
Повторять слов причин не было. В зале остался лишь один снагга, который осторожно выступил из-за колонны позвякивая бубенчиком.